В горах Аллах-Юня

Дури во мне всегда хватало. В ноябре 199... какого-то года напросился я к друганам из Солнечного забросить меня одного куда-нибудь в горы Аллах-Юня. Тишины, безлюдья захотелось. Лучшее лекарство для души и тела. Сказано — сделано. Кажется, за восемьдесят пятым километром от Солнечного, у братьев Ивановых (принимающая сторона), была своя охотничья избушка. В русле реки, на высоком берегу, в глубине леса — со стороны не заметить. Это, наверно, на случай появления вандалов, коих и зимой и летом в тайге не редкость встретить. Избушка тёплая, с железной печкой, в правом углу — вырезанная из журнала икона святого преподобного Сергия Радонежского, на полке поллитровка с настойкой золотого корня, жирная лосятина, мороженая (несладкая) очищенная картошка, крупа мне и собаке, мука, масло, сахар, чай. По стенам два топчана с одеялами, связка капканов на соболя, посуда, рация, топор, лопата. Словом - полный комфорт.
…Однажды возвращаюсь к избушке по новому маршруту. Решил срезать петлю, пошёл через реку. Охотничьи лыжи в тот день привязал намертво. Ружье – за спину. Подошел к берегу: крутой, высотой метра три. Пушистый снег прикрывает тонкий кустарник. Ну, я бочком и по наклонной — вверх. Шага 2-3 ступил, справа словно кто-то тяжело вздохнул. Глянул: мать честная! Снег, на котором я стоял у берега, разом обвалился и мгновенно исчез подо льдом в мощном потоке чистейшей, как слеза, воды. Я оцепенел от неожиданности, завороженно глядя в воду.
Глубина — в мой рост, каждый камешек видно. Если я сползу вниз с привязанными лыжами, меня в секунду затянет под лед. Кто меня здесь найдет? Застряну где-нибудь на перекате до ледохода. И уж никогда на родном хандыгском сайте не отмечусь...
Если без трёпа, всё решали секунды: лыжи вместе со снегом неумолимо сползают к потоку воды в ледяном окне. Кустики только помогают этому. Хватаю левой рукой куст — сухой чахлый шиповник, как спичка, ломается. Сама собой в мозгу вспыхивает Иисусова молитва — самая короткая из всех молитв: “Господи помилуй! Господи помилуй!..”
Сползание вдруг прекращается. Река плещется, слышу хорошо. Выбираю кустики покрепче — из-под снега торчат лишь тоненькие вершинки. Погружаю левую, потОм, медленно поворачиваясь, и правую руки вглубь снега, к корням кустов, плавно сжимаю их в руке — шиповник, но боль терпимая. Ложусь. Снова ухает упавший в воду снег. Как выбрался на берег, уже не помню… Ружье зацепилось скобой за ватник, перетянутый ремнем, и потому я не смог его достать из-за спины, чтобы хоть раз выстрелить в громадного глухаря, который неожиданно вырвался из-под моих лыж. Вот только когда я по-настоящему испугался! Этот черный бес чуть не заставил меня навалить в штаны. Красивый был! Летает вокруг меня, шею вытянул, брови красные. Словно знает, что ружье мне не достать…
Потом мне стало смешно и радостно на душе. Вокруг такая красота! В избушку вернулся как ни в чем не бывало. Выпил столовую ложку золотого корня, разогрел собаке кашу, отвязал её. ПотОм … Вечером заехали незваные гости.
Но уж это точно — потОм ...