Перейти к содержимому

Не опоздать бы – сказ

Однажды, два уважаемых гражданина сколь великой, столь же и больной страны, сошлись в словесном поединке, рассуждая о методах лечения родных язвочек. Что и побудило нас к небольшому комментарию на заданную тему. Размышления у парадного отечественной публицистики, так сказать.
Борьба на площадях, в скверах, парках и страницах изданий - безусловно, имеет право на существование. Так же как и прочие выступления в рамках закона - например, перед телекамерами канала, который смотрят менее одного процента взрослой аудитории России. Но, сила народного возмущения, рано или поздно, весомее и ярче проявится в другой форме.
 

Есть гораздо более традиционный, проверенный и, в чём-то, более гуманный способ борьбы с "красными". Во времена СССР он получил вполне ёмкое определение, которое тогдашние диссиденты привезли из прибалтийских республик. Способ называется "ненасильственное неповиновение". Традиционен он, можно сказать, по исконно русским понятиям.

Когда по всей Руси скоморохов запретили, они стали грустные песни петь. Веселья никакого. А на душе опять хорошо. Или, крестьянина взять - глухой и царского указа не слыхал - потому оброка не заплатил. Позже традиция продолжится в окопах Первой Мировой нежеланием воевать. Далее заразой перекинется в лагеря ГУЛАГа отказом от сотрудничества с администрацией. И, наконец, в поздне-советское время, благодаря расцвету современных психотехник в рядах Советской Армии, окончательно укоренится в рефлексах россиян в форме умения "косить под дурачка". Или просто - "косить".

То есть, вглядываясь в историю происхождения ненасильственного неповиновения, понимаешь - хоть и чуждо нам, в России, без мордобоя проблемы решать, однако есть нечто полезное в этом способе обведения власти вокруг пальца. И, действительно, веками проверено.

Что же касается гуманности способа, то она особо актуальна для самих неповинующихся. Одно дело - когда ты на всю улицу криком кричишь, чтобы народ на выборы не шёл. Совсем другое - когда не идёшь сам, молча. И, так же молча, не идут прочие миллионов двадцать. Одно дело - когда литературу подрывную распространяешь. Другое - подпись под осуждением Солженицына отказываешься ставить. А из тысячи рабочих завода, ставят лишь пятеро, включая директора, парторга, комсомольского секретаря. А так же двух их любовниц. И что тебе за это будет? Верно, плохо будет. Но, авось не покалечат.

Вот благодаря этому "авось" - простым техничным саботажем - и отправили Советскую Власть, в своё время, куда подальше. Ни Горбачёв, ни Ельцин, никакие другие политики здесь руки не приложили - они выступали в своём театре, профессиональном. А народ-саботажник самодеятельностью занимался в своём - народном. Заразу неповиновения несли в общество все, кто отсидел. Как политические, так и уголовники. Члены их семей тоже цепляли и разносили этот вирус. Прошедшие всяческие стройбаты и прочий армейский дебилизм - сразу превращались в антисоветчиков. Как и те, кому позволялось выехать за границу. А ещё те, кто читали всякие спорные книжки. И ещё... и ещё... И оказалось их в какой-то момент - критически много. Треть страны. И, когда вдруг остро захотелось дать пинка родной Советской Власти, выяснилось, что она уже сама, того... сваливает. Ну и проводили, как следует.

Только не проследили. А она, хитрющей цыганкой, с поезда спрыгнула, да назад и вернулась в старушечьем платке. Беженкой притворившись, для начала. Сперва тряпками ворованными приторговывала. Крышу нашла. Да и со временем смутным не прогадала. Дальше больше. Как до героина дошло, огородила себя стеной кирпичной красной. С рынка ушла. Сама крышей стала. Теперь на неё вся Россия пашет. До поры до времени. Пока однажды не опустеют урны избирательные окончательно. И для обмана самих себя не останется ни сил, ни умения.

Теперь ей важно - этот момент не прозевать. Сбежать вовремя. В России ведь никто никогда не хочет кровь проливать. Только выясняется оно после...